Красота рядом!

На днях съездили в сад, посмотреть, чего там делается и собрать калину. Конечно, поздновато её собирать в феврале, но раньше выбраться не получилось.

( Read more... )

А сегодня - немного вчерашних фото. На дворе +25, бабье лето стоит и пока не собирается уходить. Хорошо!

( ... )

Расскажу-ка я сегодня про свой самый обычный летний день. Он уже слегка ушёл в историю, ибо это день позапозавчерашний. В нем ещё светит солнце, тепло и даже жарко, то есть совсем не то, что сейчас за окном.

Итак, добро пожаловать под кат.

( Read more... )

В этом году у меня начало зимы и начало лыжного сезона совпали. Конечно, было немного странно идти с лыжами на трассу с утра, когда не далее как вчера я ещё хлюпала в резиновых сапогах по лужам. Но то было вчера, а сегодня зима, минус двадцать с утра, лужи замёрзли, на тротуарах ледяные торосы, но зато в забоке лежит девственный чистый снег и прекрасная лыжня.

Всё дело в том, что сегодня был праздник открытия лыжни здоровья. Сначала был, как это сказать, не забег, а заход, что ли) участников по скандинавской ходьбе. Потом, в 12 часов, стартовали лыжники, и чуть позже - лыжные семьи с детьми. Ещё на подходе к набережной я стала встречать "скандинавок", вовращавшихся с дистанции - румяных, радостных и бодрых. У меня сразу поднялось настроение - я представила, что и сама совсем скоро выйду на трассу, причем на лыжах, а это гораздо интереснее. Со всех сторон к набережной стягивались лыжники. Играла музыка, ведущая в микрофон как всегда подробно рассказывала все тонкости предстоящего забега.

( Read more... )

Сегодня у нас был праздник здорового образа жизни и тёплой золотой осени. "День ходьбы - 2018" называется. И я впервые приняла в нём участие.

Позитивные эмоции, конечно, переполняют. Я даже не думала, что это так здорово! Да, пусть не бег (надеюсь, пока), но ходьба - это тоже очень хорошо. Погода была полностью на нашей стороне (примерно 18-20 градусов тепла в тени), людей было видимо-невидимо. Организация на высоте. Но, обо всём по порядку.

( Read more... )

                 Август – это жаркое белое солнце, края которого уже оплавлены дымкой приближающейся осени. Осени, идущей с севера. Осени, которой ещё не видно за горизонтом.

                Август – это лёгкий ветер, который несёт прохладу и заставляет шелестеть листья винограда. По листьям бегают пятна света – от ярко-зелёного на просвет до почти жёлтого, золотистого. Вернее, это свет неподвижен, а листья качаются, волнуются, дрожат, ловят на свои широкие ладони солнечных зайцев. Небо в августе как выцветший ситец, сиреневое и бледно-голубое, с лёгкими вуалями облаков. Высоко над нами парит коршун на широких коричневых крыльях, висит над землёй. По колючкам лопуха порхает бабочка адмирал с оранжевым и белым на чёрных бархатных крыльях – крыльях, чёрных, как ночь. Трепещут крылья бабочки адмирала, и дрожат рядом крылья виноградных листьев, горячих и глянцевых. Чуть поодаль мелко вздрагивают, вибрируют крылышки листочков груши, пыльные и засохшие по краям. В них запуталась стайка воробьёв. Села, усыпав ветки.  Внезапно через миг снялась с места, обдав нас шумным трепетом и ветром.

                На скатерти-клеёнке с белыми и зелёными ромашками на голубом лежат молодые огурцы – колючие, в чёрных пупырышках. Колючки можно счистить рукой и тогда огурец начинает пахнуть травой.

                В августе недозрелые яблоки падают в траву. Мы их поднимаем и кладём на стол в беседке. Они тихо светят матовыми зелёными боками. Глухо, непрерывно стрекочут цикады. Гуд идёт со всех сторон, цикадами гудит летний полдень. Томный, знойный, расслабленный. Знающий, что ещё не вдруг коснётся всего холодное дыхание осени.

                От соседей доносится музыка. Трещит мотоцикл, удаляясь по пыльной дороге. Жарко пахнет куст смородины с перезрелыми ягодами. Их раздавишь, и сладкая чернильно-красная нега на языке. В каждой ягоде брызжет чёрно-алое смородиновое солнце. Колосится жёлтая полянка цветущей горчицы. Над ней – шмели и пчёлы. Скоро в городе станут продавать мёд.

               В августе после обеда на земле лежат резкие тени. Дрожит в ведре вода, по воде от крыльев стрекоз - круги. Пахнет белый эхиноцистис. Его побеги медленно ползут ночью вверх, стараясь оплести крупные августовские звёзды. Но не в силах их достать, повисают тяжёлой зелёной массой хрустких стеблей и листьев, съезжают охапками с натянутой бечёвки. Кое-где уже видны колючие полосатые шишки со зреющими внутри чёрными, похожими на жуков семенами. Восковые цветы картошки по утрам покрыты росой.

              Чистый горизонт тонет в светлой дымке. Неподвижны и далеки купы серебристо-зелёных ив на алейских старицах. Тихими тёплыми вечерами солнце бросает золотые отсветы на дорожку, нагревает стену дома. Дощечки тёплые и шершавые, коричневого, синего и красного цвета. В августе цветут яркие, пыльные и прямые цветы с жёсткими листьями. Они запасают влагу до осени, до первых дождей, чтобы успеть процвести на прозрачном сентябрьском воздухе, среди летающих паутинок и студёных ночей. Пока не ударит по ним первый заморозок и холодный осенний ветер не превратит их в сухие шелестящие тени.

             (Немного запоздалое, правда)

Сходила сегодня на день города. Вымокла под дождём и купила варёной кукурузы. День удался.

На дворе  - самые ясные дни лета, летнее солнцестояние. Тёплые тихие утра, дневной палящий зной, ласковая вода... Это всё замечательно, поэтому вести с грядок не так грустны, как может показаться. А между тем, нынешний год у нас опять принёс стихийное бедствие в виде подъёма грунтовых вод, и наш садовый участок это не миновало... Что можно сказать сейчас, в конце июня? Скорее всего, в этом году мы уже не посадим картошку (посадили с мамой вручную где-то полсотки в невспаханную тяжёлую землю с большим трудом, чтобы было чего свеженького копнуть осенью). Всё остальное основное, в принципе, тоже посадили - помидоры, огурцы, перец и баклажанчики. Но всё это - тоже в невспаханную землю. Да, еще и капусту забыла. Сейчас земля начинает подсыхать и уже не похожа на пластилин. Зато становится местами похожей на камень. Вчера, чтобы пересадить на клумбу космею, я с трудом совочком проковыряла в ней дырку глубиной в 10 сантиметров. Вот такие дела. В борьбе с сорняками сорняки пока выигрывают).

Да, и пользуясь вынужденным перерывом, я перекрасила садовый домик. Вот так стало:

( ... )

Конечно, сегодня вот опять плюс 10 и дождь. Но пару дней она была очень тёплая, и всё равно, несмотря ни на что, становится теплее и теплее.

Растения, пользуясь внезапно нагрянувшим солнышком, торопятся зацвести. Ведь давно пора, заждались.

( ... )

                    Дорога лежала жирными чернозёмными буграми. Всегдашняя пыль была совершенно прибита, впечатана в гладкую лоснящуюся поверхность вчерашним дождём. Сверху ватное белое небо вдавливалось в дорогу, пропитывало воздух парным молочным туманом. Было довольно прохладно – несмотря на плюс семнадцать градусов в тени, если бы была тень. Не так уж мало для середины мая, но это был самый тёплый день за последнее время для настывшего города и его окрестностей.

                   Я зашла в магазинчик-киоск у дороги, купить бутылку воды. Пластиковые бутылочки с разноцветными этикетками выстроились в ряд на витрине, и, как назло, все с газировкой. Воду без газа мне отыскала недовольная продавщица с серыми, будто присыпанными землёй глазами. Она смахнула железную мелочь с липкой стойки широким движением руки и отвернулась. Бросив  бутылочку «Аи» в рюкзак, я вышла из магазинчика, свернула в знакомую улицу, набирая шаг и нагоняя четверых дачников: пожилого мужчину в серой куртке, нёсшего сумку с вытянувшейся бледно-зелёной помидорной рассадой; его спутницу, видимо, супругу – полную женщину в красном пальто с седоватыми волосами, собранными в пучок на затылке; других двоих я не запомнила. Помню только пакет в руках кого-то из них, от которого тянулась длинная верёвка и волочилась по земле. Загипнотизированно глядя на эту верёвку, я так и шла по чёрной пружинящей дороге, с горки на горку, след в след.

                  Когда мы свернули к подвесному мосту, звуки города остались позади и повисла белая полотняная тишина, протыкаемая в разных местах птичьими трелями. Под мостом быстро скользила мутная река; убегала на север в обрамлении дымчатых зелёных берегов. Четверо нечаянно раскачали мост. Я шла чётко посередине, стараясь держать равновесие, но мост подо мной дрожал, выписывал восьмёрки из стороны в сторону. От берега к берегу ходили длинные деревянные волны. В метре вниз от моста, то переплетая, то спрямляя упругие струи, закручиваясь мелкими водоворотами, шла большая вода. И как-то невольно в голову вкрадывались мысли: «А что, если мост оборвётся и рухнет туда, в эту прорву, в эту мутную бездну? Страшно упасть в такую реку…».

                 Забоку затопило половодьем. Вода стояла по бокам каменистой дорожки, вся седая, в закраинах грязноватой пены. Вода подняла на свою поверхность разный хлам забоки – бумажки от мороженого, смятые упаковки, пластиковые бутылки. Над полянами и между деревьев ютилась серенькая болотная тишь, время от времени разбавляемая посвистом птиц и рыжим цоканьем белок. Вот одна – сидит на дереве возле своей беличьей кормушки, вцепилась коготками в старую, морщинистую кору клёна. Смотрит на меня испуганно, в упор чёрными блестящими глазами-бусинками. Совсем рядом – только руку протяни. Поджарое худенькое тельце с клочками серебристой зимней шерсти замерло в предчувствии прыжка – только чутко подрагивает в такт быстрым ударам сердца. Через секунду белка вскидывается, взвивается на дерево двумя метрами выше. Потом ещё, и ещё. И вот она уже на недосягаемой высоте…

                 Идём через мостик с красными перильцами. Здесь вешняя вода на вид особенно высока, стоит вровень с деревянным настилом. Шаг в сторону - и провалишься в трёхметровую матовую глубину. Вода спокойна, неподвижна, с пасмурными отсветами. Деревья тонут стволами; покрытые зелёным пушком ветви отражаются в стеклянной глади. Где-то высоко в бессолнечном небе парит белая чайка. За мостом на развилке четверо расходятся по своим тропинкам – двое в одну сторону, двое – в другую. Я иду вперёд одна.

                  В садах неуютно и одиноко. Качается, спотыкается о гравий старая дорога вдоль наполовину вырубленных тополей. На дорогу ложатся тени мраморными пятнами. Покой изредка нарушают одинокие путники; поднимают пыль автомобили, выбивая щебёнку из-под колёс. Дорога упрямо врезается в даль, исчезает в мраморных тенях сухого дня. Дорога прошлогодняя, и всё вокруг тоже прошлогоднее: пожухлая листва и осенний мусор по обочинам, осенние спилы мощных тополей – грубые древесные раны, и горы серых веток рядом - веток, которые уже никогда не дадут листвы. В глубине ветвяных куч прыгают и перещёлкиваются друг с другом тоненькие серые соловьи. Сереют прошлогодние дачные участки, в которых ещё бродят тени ушедшего лета. На грядках лежит несожжённая овощная ботва. С дороги видно, как на некоторых из этих участков стоит гнилая коричневая вода от самого входа - то блестя лужицами в пропитанной как губка  почве, то покрывая весь участок зеркальной неподвижностью от забора до забора, окружая замотанные тряпьем  яблони и сквозь подмокшие штакетины уходя к соседям.

                 Уныло. Пусто. Ветрено. Щебёнка хрустит под ногами. Поздняя, холодная весна.

                 … С трудом провернув ключ в заржавленном замке, я открыла калитку своего огорода и вошла в ограду. Внутри было ещё хуже, чем на улицах, ещё тоскливее. На облупленных перилах крыльца чернели старые тулупы, которыми укрывали в холода виноград. Прохладный южный ветерок трепал лохматый мех овчины, торчащий по краям. Сама собой открылась и хлопала на ветру дверь туалета. С дверцей душа дела обстояли совсем неважно: её ещё зимой сорвало с петель, разбило раму со стеклом, и теперь в грязи валялись печальные обломки. Сам же душ стоял стыдливо-обнажённый, открывая свои внутренности первому попавшемуся взору.

                 Я прошлась по гулким доскам деревянной дорожки. Воды на участке не было, но по бокам предательски поблёскивала топкая земля с ярко-зелёными куртинками сочной весенней травы и темноватого мха. На окнах домика и летней кухни шелестели невесомые плети выбеленного сухого вьюна и эхиноцистиса. За домом я откинула деревянные ящики от прикопанных осенью семи дубков, но сначала их не увидела – только пустой пятачок застоялой сырости да былинки засохшей травы. А дубки всего лишь сбросили осенние свои листья, которые теперь лежали тут же, рядышком: сморщенно-коричневые, как маленькие шарики перекати-поля. Сами деревца никуда не делись – семь тонких прутиков, почти неприметных. Живые.

                 Буйно зарос травой газон. Набрала бутоны для цветения старая груша. Раскрылись почки обыкновенной и белой сирени. На цветочных грядках дружно торчали вверх острые иглы первоцветов – нарциссов и птицемлечника. Краснели нераскрывшиеся молодые бутоны тюльпанов. Чуть вздрагивали колоски мускариков, прохладные и синевато-тугие.

                 Всё шло своим чередом. Всё молчало, и в этой тишине, среди мусора и прошлогодних листьев, среди картофельной ботвы и прошлогодних снов по земле шла весна. Холодная, запоздалая. Глубокими, отяжелевшими шагами, увязающими в чёрной, влажной почве, в болотистых речных поймах. Металась с востока на запад сырыми ветрами, томилась и плакала. Молча расплетала косы в вечерней тишине под молочным небом. Блестела голубоглазыми небесными окошками после дождя. Заставляла выпускать листья обрубки деревьев вдоль старой дороги, прятала всё прошлогоднее в густой изумрудной траве, бросала в ветки пригоршни голосистых соловьев. Зажигала солнцем прозрачные лепестки одуванчиков с жёлтенькой лёгкой пыльцой.

                 Медленно-медленно, неохотно, но неумолимо, всё заполняя собой, окольными северными тропами шёл над землёй последний весенний месяц май.

( ... )